Пантелеев. сердца моего боль

Конспект урока «Смысл названия рассказа Богомолова «сердца моего боль»

ТЕМА: Смысл названия рассказа В. Богомолова «Сердца моего боль».

ЦЕЛЬ: Создание образовательной среды урока, способствующей развитию исследовательской и творческой самостоятельности ученика

ЗАДАЧИ:

1) обучающие:

• продолжить формирование навыков анализа прозаического текста малого жанра, коммуникативной компетенции;

• реализовывать идею непрерывного обогащения духовной культуры ученика за счёт индивидуальной, творческой, созидательной деятельности в процессе освоения содержания исследуемого литературного материала;

2) развивающие:

• развивать навыки аналитического чтения текста, умение выделять главное в тексте;
• развивать творческие способности ученика, его творческую инициативу через участие в разрешении проблемы занятия;
• формировать навыки индивидуальной и групповой работы;
• развивать креативное мышление;
• развивать социальную компетенцию

3) воспитательные:

• воспитывать чувство патриотизма и бережного отношения к ветеранам,
• воспитывать бережное отношение к слову;
• воспитывать уверенность в себе, потребность осознавать, что путь к успешной образовательной деятельности лежит через творческое начало

ТЕХНОЛОГИЯ развития критического мышления через чтение и письмо.

ВИДЫ РАБОТЫ: коллективные, групповые.

ОБОРУДОВАНИЕ:

1. тексты рассказа В. Богомолова;

2. листы с таблицами;

3. презентация.

ХОД УРОКА.

1. ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ МОМЕНТ

Приветственное слово

Поделить на 2 группы всех учащихся (по 6 человек).

Выбрать руководителя группы

2. ИНДУКЦИЯ.

Слово учителя: Все мы знаем: чтобы научиться внимательно читать и вдумчиво, мы должны прежде всего научиться работать со словом.

«Третье лишнее»

Найдите лишнее сочетание слов с точки зрения русского языка:

1. болит сердце

2. боль в сердце

3. боль сердца (т.к. нет такого сочетания слов)

Механизм «З – Х – У»

Запишите в 1 графу 2 словосочетания: болит сердце, боль в сердце.

Какие ассоциации возникают у вас, когда мы говорим «болит сердце»? (обсуждение в группах и между группами)

Болит сердце, боль в сердце.

Болит сердце от горя, сдавливает, словно обручем. Она становится все сильнее, если рана нравственная – не забывается, не зарастает. Человек испытывает физическую и душевную боль.

Обратимся к произведению, с которым мы будем сегодня работать на уроке – В. Богомолов «Сердца моего боль».

Обсудите в группах и запишите в таблицу «З – Х – У», что бы вы хотели узнать на уроке?

Болит сердце, боль в сердце.

Болит сердце от горя, сдавливает, словно обручем. Она становится все сильнее, если рана нравственная – не забывается, не зарастает. Человек испытывает физическую и душевную боль.

Какова тема рассказа?

Почему рассказ Богомолова называется «Сердца моего боль»?

Запись темы урока: «Смысл названия рассказа В. Богомолова «Сердца моего боль».

Сообщение цели урока.

2. ДЕКОНСТРУКЦИЯ.

Прием чтения с остановками.

Чтение первых двух предложений. Беседа.

— Какое чувство испытывает рассказчик? (точно не знаем, но должны узнать)

— Почему именно 9 мая и 15 сентября испытывает эти чувства рассказчик?

9 мая – знаем,

15 сентября – должны узнать.

— Когда и где ещё испытывает «это» чувство рассказчик?

«… подчас всецело овладевает мною»

3. РЕКОНСТРУКЦИЯ.

Чтение всего текста рассказа учителем под музыку.

— Какова тема этого рассказа? (рассказ о войне) – записать в таблицу (3 колонка)

….

На какие смысловые части можно разделить текст?

Заполнение таблицы «Кто? Что? Где? Почему?» по группам.

(можно заполнить только 4 первых колонки, а последнюю – в ходе общего обсуждения)

1 группа – работает над заполнением таблицы по 2 части текста (« Как-то вечером вскоре после войны…она живет в соседнем квартале, — обхожу стороной»).

2 группа – работает над заполнением таблицы по 3 части текста («А 15 сентября – день рождения Петьки Юдина: каждый год… где в каждой второй или третьей семье кто-нибудь не вернулся…»).

Вскоре после войны, вечером

В ярко освещенном «Гастрономе»

чувствовал себя виноватым за то, что остался в живых, а Ленька погиб.

Мать Леньки Зайцева

Страдает от потери сына, поэтому не может видеть оставшихся в живых друзей.

Родители Петьки Юдина

15 сентября, день рождения сына

ежегодно

В доме Петьки Юдина

чувствуют себя ближе к убитому сыну

Рассказчик

чувствует вину за то, что остался в живых

Петька Юдин (о нем, вероятно, не скажут участники группы)

для родителей он жив (война вырывает из жизни таких мальчишек, которым бы жить ещё долго)

Обсуждение в группах заполненной таблицы (особенно графы «Почему?»).

— Перейдем к образу Петьки Юдина. Почему о нём автор пишет подробно? Он тоже герой рассказа? Таблица (Кто?….)

— Каким показан Петька ?

Здесь и глаголы, характеризующие его как задорного, живого мальчика, эпитеты жизнерадостный, лобастый, слово с уменьшительно-ласкательным суффиксом -ишк(мальчишка) говорят о том, что Петька — мальчишка, не успевший узнать многие радости жизни и не похороненный в сумятице панического отступления, — пример того, что война – это зло.

— Почему же автор описывает Петьку, погибшего и даже не похороненного в сумятице отступления, как живого? Графа («Почему?»)

Какова же тема произведения? //Тема войны (записали. Таблица «З-Х-У»).

— Вернёмся к началу урока. Мы записали два ключевых слова: боль и сердце.

— Можно ли сердце сделать «героем» рассказа?

Конечно, потому что сердце болит – это состояние человека, которое испытывают и матери погибших ребят, и рассказчик.

Дополнение таблицы

Составление синквейна по группам. (в раздатку)

Синквейн — пятистрочное стихотворение, возникшее в США в начале XX века под влиянием японской поэзии.

1 группа — по слову «СЕРДЦЕ»

Сердце

Горячее, доброе, злое, открытое…

Любит, болит, разрывается на части, щемит, ноет, сжимается…

Сердце сжимается от горя.

Состояние человека.

2 группа – по слову «БОЛЬ»

Боль.

Сильная, острая, жгучая.

Усиливается, не отступает.

Острая боль не отступает ни на минуту.

Страдание.

Возвращение к таблице «З – Х — У»

В чем же смысл названия рассказа? (записать в графе «Узнал»)

Болит сердце, боль в сердце.

Болит сердце от горя, сдавливает, словно обручем. Она становится все сильнее, если рана нравственная – не забывается, не зарастает. Человек испытывает физическую и душевную боль.

Какова тема рассказа? Почему рассказ Богомолова называется «Сердца моего боль»?

Тема войны

«Сердца моего боль» — чувство вины рассказчика (автора) перед всеми погибшими

Закончите одно из предложений:

Сегодня на уроке я задумался(-ась) о…

Сегодня на уроке я открыл(-а) для себя…

Сегодня на уроке я понял(-а)…

Слово об авторе:

Владимир Осипович Богомолов родился в 1926 году. В начале войны добровольцем ушёл на фронт. Был воспитанником полка. В 1941 году получил первое офицерское звание. Был несколько раз ранен и контужен. Прошёл путь от рядового до командира взвода разведки, был офицером разведки полка. Служил в армии до 1952 года. Умер в 2003 году.

Факты биографии говорят о том, что на войну шли юноши, ещё не знавшие жизни (Богомолову на момент начала войны было всего 15 лет).

— У А.Т.Твардовского есть небольшое стихотворение:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В то, что они – кто старше, кто моложе –

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, —

Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…

— Что объединяет рассказ Богомолова и стихотворение Твардовского?

Чувство вины общее у писателя и поэта, чувство вины от того, что они остались в живых

— Почему это стихотворение заканчивается многоточием?

Закончите одно из предложений:

Сегодня на уроке я задумался(-ась) о…

Сегодня на уроке я открыл(-а) для себя…

Сегодня на уроке я понял(-а)…

Чтение нескольких предложений.

4. ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ (если надо)

Написать на выбор:

1. Рецензию на рассказ Богомолова «Сердца моего боль»

2. Как вашей семьи коснулась война?

Учитель благодарит за урок.

ТЕМА УРОКА:______________________________________________________________________

№1

№2

1 группа

(2 часть текста)

Рассказчик

V

V

Мать Леньки Зайцева

2 группа (3 часть текста)

Родители Петьки Юдина

V

V

Рассказчик

Петька Юдин

V

№3

СИНКВЕЙН

1. БОЛЬ

2. ___________________, ________________ (2 прилагательных: какая БОЛЬ?)

3. ___________________, ________________, _________________ (3 глагола: что делает боль?)

4. ______________________________________________________ (фраза, отражающая личное

отношение к БОЛИ или размышление о БОЛИ)

1. _____________________________ (1 слово — характеризующее суть предмета или объекта)

ТЕМА УРОКА:______________________________________________________________________

№1

№2

1 группа

(2 часть текста)

Рассказчик

V

V

Мать Леньки Зайцева

2 группа (3 часть текста)

Родители Петьки Юдина

V

V

Рассказчик

Петька Юдин

V

№3

СИНКВЕЙН

1. СЕРДЦЕ

2. ___________________, ________________ (2 прилагательных: какая БОЛЬ?)

3. ___________________, ________________, _________________ (3 глагола: что делает боль?)

4. ______________________________________________________ (фраза, отражающая личное

отношение к БОЛИ или размышление о БОЛИ)

1. _____________________________ (1 слово — характеризующее суть предмета или объекта)

Источник: https://infourok.ru/konspekt-uroka-smisl-nazvaniya-rasskaza-bogomolova-serdca-moego-bol-1140780.html

:: Читать — Книга «Сердца моего боль» — Богомолов Владимир Осипович — Авторы — ЛитЛайф — литературная социальная сеть

Богомолов Владимир

Сердца моего боль

Владимир Богомолов

«Сердца моего боль»

Рассказ

Это чувство я испытываю постоянно уже многие годы, но с особой силой — 9 мая и 15 сентября.

Впрочем, не только в эти дни оно подчас всецело овладевает мною.

Как-то вечером вскоре после войны в шумном, ярко освещенном «Гастрономе» я встретился с матерью Леньки Зайцева. Стоя в очереди, она задумчиво глядела в мою сторону, и не поздороваться с ней я просто не мог. Тогда она присмотрелась и, узнав меня, выронила от неожиданности сумку и вдруг разрыдалась.

Я стоял, не в силах двинуться или вымолвить хоть слово. Никто ничего не понимал; предположили, что у нее вытащили деньги, а она в ответ на расспросы лишь истерически выкрикивала: «Уйдите!!! Оставьте меня в покое!..»

В тот вечер я ходил словно пришибленный. И хотя Ленька, как я слышал, погиб в первом же бою, возможно не успев убить и одного немца, а я пробыл на передовой около трех лет и участвовал во многих боях, я ощущал себя чем-то виноватым и бесконечно должным и этой старой женщине, и всем, кто погиб знакомым и незнакомым, — и их матерям, отцам, детям и вдовам…

Я даже толком не могу себе объяснить почему, но с тех пор я стараюсь не попадаться этой женщине на глаза и, завидя ее на улице — она живет в соседнем квартале, — обхожу стороной.

А 15 сентября — день рождения Петьки Юдина: каждый год в этот вечер его родители собирают уцелевших друзей его детства.

Приходят взрослые сорокалетние люди, но пьют не вино, а чай с конфетами, песочным тортом и яблочным пирогом — с тем, что более всего любил Петька.

И перед Петькиными стариками я чувствую себя в долгу; ощущение какой-то неловкости и виноватости, что вот я вернулся, а Петька погиб, весь вечер не оставляет меня. В задумчивости я не слышу, о чем говорят; я уже далеко-далеко… До боли клешнит сердце: я вижу мысленно всю Россию, где в каждой второй или третьей семье кто-нибудь не вернулся…

1963 г.

Источник: http://litlife.club/br/?b=47916

Книга «Сердца моего боль (сборник)»

Началось с моба, зародившегося в недрах казахстанского Фейсбука: «1 день – 1 друг – 1 книга» По условиям, в течении недели без расшифровок и объяснений нужно было постить ежедневно по одной книжной обложке, пристегивая ее к имени человека из своей френдленты; книги по определению выбирались любимые, друзья читающие и, в полном соответствии с логикой писем счастья, количество участников в скором времени должно было превысить население земного шара. Но то в теории. На практике далеко не каждый читающий так вот легко включится в подобного рода игру: неловко, одолевают сомнения, что семеро смелых откликнутся. А главное – ярмарка тщеславия: не уронить своего достоинства, приняв приглашение от менее статусного члена сообщества; не произвести впечатление дерзновенного, попытавшись пригласить кого-то, сильно превосходящего тебя статусом. Психология плюс социология. Качай, Майя, качай

Среди немногих откликнувшихся была девочка, которая запостила обложку «В августе 44-го» и все сразу начали говорить: О, это гениальная книга! О, это лучший остросюжетный роман о войне! А потом мой любимый писатель на той же ФБ-платформе предложил гипотетическую ситуацию: Представьте, что есть человек, на четверть века выпавший из чтения, какую книгу вы предложили бы ему, чтобы наверняка зацепило? И большинство предложений, исключая совсем подхалимские, снова было связано с романом Богомолова.

А в цикле лекций Дмитрия Быкова «ХХ век в русской литературе» книге отдан 1973 год и по восторгу, с каким Дмитрий Львович рассказывает о ней, можно понять, что вещь, впрямь, стоящая. «Только оставьте свободным от любых дел время на чтение финала, — предупреждает он, — Потому что все равно не сможете оторваться, пока не дочитаете». «Ну, это мы еще посмотрим», — думаю, и предлагаю роман в группе, где все читают (да, есть такие дивные места на свете). И кое-кто соглашается попробовать, а гораздо больше людей говорит: «Да, это потрясающая книга, только оставьте свободным время в финале. Все равно не сможете делать никаких дел, пока не дослушаете» (потому что в этой группе предпочитают аудиокниги).

Я жить не буду! – Держите его, он контуженный!» Это ужасно. Это прекрасно. Это по-тря-сающе хорошо. Невероятная, запредельная сила воздействия. Полное и окончательное проникновение под кожу.

Как он это сделал? Интересно, что фильм, которого не довелось посмотреть, не производит такого впечатления, сегодня специально спросила у мужа: «Да, было что-то такое» — отвечает.

И все же, как он это делает? Как книга, вышедшая сорок пять лет назад, написанная очень просто без постмодернистских вывертов и метафизических аллюзий.

А что есть? Люди, которые делают свою работу с высочайшей степенью профессионализма. По сути, этот шпионский роман – он ведь производственный. Тебе не покажут здесь эффектных драк, погонь и перестрелок. Большую часть времени, герои будут ползать по грязи на четвереньках, разыскивая окурки, надкушенные огурцы (сорт округлый в поперечнике), плексигласовые обертки от сала.

Хотя о чем я, погоня таки будет, помните, бодание с фольксом на узкой дороге: «Как вы смели, капитан, пытаться обогнать машину старшего по званию?» (в России испокон веку главная беда, дураки на дорогах, даже когда дело происходит в Польше). И не только на дорогах.

Ты работаешь, день за днем, кропотливо и терпеливо, похожий на зомби от перманентного недосыпа, находишь ниточку, начинаешь аккуратно, чтобы не потревожить паука в середке, сматывать ее и вдруг: трах-бах-тарарах – общевойсковая операция под усиленным контролем Центра (читай – лично Сталина). Кто поймает шпиона, тому полная индульгенция и высшие награды.

И никого не волнует, что важные стратегические направления оголены, что агентурная сеть противника спрячется – как и не было ее, а плоды твоих многомесячных трудов пропадут. Ты год за годом кропотливо выводишь новый высокоурожайный морозо- и болезнеустойчивый сорт пшеницы, а по распоряжению другого ретивого дурака, зерно отправляют в помол.

Блокадный Ленинград сберег селекционные семена, а на твоей малой родине смололи. И сто генералов загнали в стодол (не знаете, что такое стодол?) Сарай по-польски.

Нет, я не пойму, как Владимир Богомолов сделал свою удивительную книгу. И нет, я не соотношу себя со всеми ее героями, только с Малышом, Андреем (и немного с придурковато-героическим помощником коменданта Игорем).

Да мне и без надобности понимать, «как».

Довольно того, что в моей личной табели о рангах теперь есть лучшая остросюжетная книга о войне, с которой всякий, гарантирую, переживет свой момент истины — «Бабулька приехала!»

Источник: https://www.livelib.ru/book/1000944877-serdtsa-moego-bol-sbornik-vladimir-bogomolov

Сердца моего боль

Со старой фотографии на меня смотрит бравый подпрапорщик – лихо вздернутые усы, Георгиевский крест на мундире. Под снимком, сделанным в Маньчжурии, надпись: «Харбин. 1905 год».

Храбро сражался Иван Алексеевич Сюбаев, участник трех войн – русско-японской, Первой мировой и Гражданской. На германском фронте получил тяжелое ранение. Почти три года провел в госпиталях, но ратную службу не оставил.

В 1918-м его опыт пригодился в обучении пополнения для рождающейся Красной армии.

Под стать отцу выросли сыновья. Все четыре брата, как на подбор – высокие, стройные, сильные. Все ушли на фронт, когда над Родиной нависла смертельная опасность.

На подступах к Берлину в последние дни войны сложил голову Георгий, парторг полка знаменитых «катюш». Живым остался один – Борис.

…Фабрично-заводскую семилетку (ФЗС) Борис Сюбаев закончил в родной Горьковской области. В начале 30-х годов развертывался поход на всеобщую грамотность. На селе не хватало учителей, и 15-летнему пареньку предложили вести уроки в первом классе. Конечно, знаний было маловато, хотелось учиться и самому.

В 1934-м поступил в Мариинско-Посадский лесотехникум. А через четыре года все-таки попросил в Курмышском отделе народного образования направить его в одну из школ.
– Меня огорчили: свободных мест не оказалось, – рассказывает Б. И. Сюбаев. – И тут заведующий РОНО вспомнил, что я писал стихи, выпускал школьную стенгазету.

Посоветовал попробовать силы в журналистике. Редактор газеты «Колхозное знамя» И. Я. Давыдов с ходу дал задание подготовить заметку. На следующий день ее напечатали. Так неожиданно я стал инструктором сельскохозяйственного отдела, потом ответственным секретарем и заведующим отделом советской работы редакции.

Этот год был счастливым поворотом в моей судьбе. Через всю жизнь пронес я любовь к газетному делу.

В декабре 1939-го Бориса призвали в армию. Сразу подал заявление в Гомельское автомотоциклетное училище. После службы мечтал поступить в Коммунистический институт журналистики. Его планы перечеркнула война…

В первые же дни фашистской агрессии училище эвакуировали в глубокий тыл. Для охраны важных объектов оставили только один батальон. Перед курсантами была поставлена задача выявлять и обезвреживать вражеских лазутчиков.

Тогда, в полевом карауле у моста через Сож, Борис Сюбаев впервые столкнулся с врагом. Немецкие разведчики, скрытно пробравшиеся в город, корректировали налет «юнкерсов». После короткой схватки они были взяты курсантами в плен.

Осенью 1942 года выпускников училища направили в 11-й мотоциклетный полк под Москву. Потом за три месяца в столице прошли переподготовку на командиров взводов «тридцатьчетверок» и направили в 22-й отдельный танковый полк, в район излучины Дона.

В начале 1943-го войска Юго-Западного фронта гнали фашистов от Сталинграда. Успешное наступление окончательно лишило гитлеровское командование возможности оказать помощь окруженной 6-й армии Паулюса.

В этих боях танк, которым командовал лейтенант Сюбаев, был подбит. Борис получил ранение.
Под Сталинградом сформировался 12-й отдельный фронтовой автомобильный полк.

– Часто попадали в переплет, – вспоминает Борис Иванович. – Бывало, ведешь колонну. И вдруг налетают бомбардировщики. Приходилось выгружать боеприпасы на передовой под ураганным огнем. Однажды немецкие танки прорвались в прифронтовую полосу.

Отбивали их атаку из противотанковых орудий. Запомнилась критическая ситуация в боях за освобождение Венгрии, в районе озера Балатон. Фашисты наступали на Секешфехервар, а в городе находилось четыре наших госпиталя.

Надо было срочно эвакуировать раненых…

Еще одна фотография. В День Победы капитан Сюбаев выступает на митинге в Будапеште.

В те радостные минуты он говорил его жителям о невосполнимых потерях, понесенных советским народом, о том, что Красная армия пришла не как завоеватель, а как освободитель Венгрии.

За храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Б. И. Сюбаев был удостоен двух орденов Красной Звезды, ордена Отечественной войны II степени, двенадцати медалей.

Почти тринадцать лет служил Б. И. Сюбаев в истребительной авиации. В звании подполковника командовал автобатальоном. И только в январе 1961-го ушел в запас, приехал с семьей на родину жены, в Тюмень.

В военкомате были разные предложения. Борис Иванович многое умел – в ФЗС освоил ткацкое дело, в техникуме учился на лесовода, в армии получил неплохие знания техники. Но тянула журналистика. Набравшись смелости, зашел в редакцию «Тюменской правды».

– Встретили меня радушно, – говорит Борис Иванович. – Редактор газеты Алексей Алексеевич Нежданов расспросил об армейской службе. Предложил сначала поработать внештатным автором, поднабраться опыта. В конце 1961-го получил «корочки» корреспондента. На первых порах очень помогла помощь заведующих отделами промышленности и писем Анатолия Конакова и Людмилы Славалюбовой.

Перелистывая газетные подшивки, обращаешь внимание на острые выступления журналиста о недостатках в работе пассажирского автотранспорта, корреспонденции, вскрывающие факты бесхозяйственности и расточительства. Статьи, бичующие лодырей и пьяниц…

В декабре 1971 года Б. И. Сюбаева избрали ответственным секретарем областной журналистской организации. И сейчас, в свои 67 лет, он не может представить себя без любимой работы. Много сил отдает обучению молодых журналистов районных газет и общественных корреспондентов.

Читатели «Тюменской правды» знают Бориса Ивановича как автора документальных и художественных рассказов.

– В редакции мне удавались зарисовки о фронтовиках, – сказал Б. И. Сюбаев. – Их отмечали. И все же в душе оставался осадок. Война – сердца моего боль. Разве можно забыть о братьях, однополчанах, погибших в боях. Хотелось полнее раскрыть свои чувства, переживания. Эту потребность первым уловил корреспондент газеты «Известия» Александр Волков, по его совету я начал писать рассказы.

В основу рассказов «С позывным «Буревестник» и «Грифон» легли реальные события – мужественные действия военных летчиков и моряков по спасению нефтяных промыслов Азербайджана. «Гомель. Первые дни войны…» и «Несмываемый след» навеяны впечатлениями о сражениях в Белоруссии и под Сталинградом.

«Голубые облака», «Васильев плес», «Чистое поле», «Васильки», «Валерия» – даже в названиях этих фронтовых рассказов звучат лирические нотки. Они о дружбе, верности, любви. Водителям северных трасс посвящен рассказ «Эта коварная Черемшанка».

Хотя действие происходит в наши дни, героев повествования связывает с войной множество нитей памяти.

Наша встреча закончилась разговором о… хобби. Оказалось, что Б. И. Сюбаев не только заядлый нумизмат. В его уникальной коллекции насчитывается свыше тысячи номеров «Роман-газеты», начиная с первых выпусков в 1927 году.

Он полон замыслов, весь в повседневных заботах. Не стареет душой ветеран.

Александр РОМЕНСКИЙ, 1985 год.

P. S.: Борис Иванович ушел из жизни в 2010 году.

Источник: http://tyum-pravda.ru/cultura-main/27012-serdtsa-moego-bol

Владимир Богомолов. Момент истины. Сердца моего боль

Черный хлеб правды

Владимир Богомолов

. Момент истины. Т. 1; Сердца моего боль. Т. 2. — М.: Вагриус, 2008.

В неоконченном романе Владимира Богомолова “Жизнь моя, иль ты приснилась мне…” упоминается о том, как бойцам переброшенной на Крайний Север воинской части “надо было привыкать к ежедневной изнурительной работе невзирая на погоду: в кирзовых рукавицах, натирая кровавые мозоли, кайлить под толстым слоем льда землю, вгрызаясь в грунт, вбивать сваи… рыть котлованы, ямы, землянки…”

Прочитав же многообразные материалы, которые опубликованы в двухтомном собрании сочинений писателя, подготовленном его вдовой Р.А. Глушко, хочется уподобить этой суровой картине жизнь итворческий путь самого автора.

— Вчерашний солдат Великой Отечественной войны, не успевший до ее начала окончить школу, да и потом отслуживший в армии еще пять лет, так что ощущал себя отставшим от ровесников на добрых десять, он упрямо “кайлил” сперва в вечерней школе, потом на заочном отделении университета, “вгрызаясь” в глубь пластов культуры и упорно преодолевая “сопротивление материала” при работе над собственной прозой.

“Чувство неудовлетворенности не покидает меня… Пишется тяжело… надо создавать что-то свое, оригинальное, а не переписывать десятки раз звучавшее”, — сказано в его записях ранних лет, и эта жесткость самооценки и редкостная требовательность к себе остались присущи ему и в дальнейшем.

“Свое”, богомоловское оказалось сродни лучшему, что было и есть в отечественной прозе о войне.

В его знаменитом романе “Момент истины” есть такой эпизод: молодой офицер Андрей Блинов стоит перед строем, “всматриваясь в лица разведчиков, — так всегда, отправляя людей на задание, делал капитан Филяшкин, его погибший командир батальона”.

Случайно ли совпадение фамилий — блиновского комбата, по всей видимости, ставшего для него образцом, предметом восхищения и подражания, и одного из героев романа Василия Гроссмана “За правое дело”, который героически погибает со своим батальоном, защищая сталинградский вокзал, — Бог весть, но не знаменательно ли оно?

Сколь ни оригинален, ни самобытен как писатель со своеоеобразнейшим фронтовым опытом автор “Ивана” и “Момента истины”, показавший, по выражению С.С.

Смирнова, “черный хлеб” повседневного труда контрразведчиков, но владевшая им страсть к воплощению “правды сущей, правды, прямо в душу бьющей…

как бы ни была горька” (Твардовский) единит его и с Гроссманом, и с Виктором Некрасовым, и с “лейтенантской прозой” более поздних лет.

Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны…

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Строки Твардовского — не только прямая параллель богомоловской миниатюре “Сердца моего боль”, но и кровно близки всему им написанному: вспомним “Могилу под Белостоком” или сцену заполнения героем “Зоси” десятков “похоронок” на своих, хорошо знакомых, близких ему солдат, да и многое другое…

Примечательнейшая особенность “правды сущей”, донесенная до читателей этой прозой, — ее редкая “неурезанность”, безбоязненность обращения к таким сторонам войны, которые дотоле обходились, замалчивались или по меньшей мере затушевывались; неприятие навязывавшихся “свыше” представлений и “табели о рангах”.

Никто иной не признал этого так откровенно, как один из сановного ареопага той поры — Ю. Андропов в своем отзыве о “Моменте истины”: “Розыскники — младшие офицеры — изображены автором ярко, с уважением и любовью. Они профессиональны, достоверны и несравненно привлекательней Верховного Главнокомандующего и его окружения.

Это роман о государственной и военной машине сорок четвертого года и типичных людях того времени”.

В отличие от поистине работающих, мыслящих героев книги, машина-махина функционирует в своем обычном режиме — с величайшими затратами сил и средств, нередко вхолостую, скорее имитируя активность, нежели действительно ее проявляя.

И автор, подчеркнуто бесстрастно рисующий в романе бесконечный конвейер всевозможных распоряжений, указаний, запросов, за рамками книги высказался на этот счет с полнейшей определенностью: “Около большого начальства главное — не дело делать, а изображать”.

Героя неоконченного романа исключают из списка участников знаменитого июньского парада сорок пятого года из-за… шрама на щеке:

“Правая щека видна с Мавзолея!!! Соображать надо!!!… Отставить!!! Это победный парад, а не парад ран и увечий…”

И далее автор со свойственной ему — до педантизма — точностью воспроизводит предписание отбирать лишь “внешне приглядных, ростом не ниже 176 см”.

“Когда на плацдарме батарея подбила девятнадцать танков и, трижды раненый, я хрячил у орудий за наводчика, мой рост соответствовал! А теперь — нет!..

” — возмущается один из отставленных офицеров, который “Отечку (простим ему эту “фамильярность! — А.Т.) с июня сорок первого года тянул, из-под Минска”.

Да и таким, как замечательный разведчик Катасонов (“Иван”), — невысокий и заметно шепелявящий, с короткой верхней губой и приплюснутым носом, — не шагать бы по Красной площади.

Характерно, что известный сценарист впоследствии попытался убрать из сюжета этого рассказа досадный “шрам” — гибель героя: в уже было отснятом фильме Иван оставался цел и невредим, выходил в передовики и даже ехал на целину! Когда же писатель наложил на картину свое законное вето, Фурцева, тогдашний министр культуры, крайне возмутилась: “Вы жестокий человек и ничего светлого никогда не напишете!”. Жестокостью объявлялась “правда сущая”, зато приукрашивание, а в сущности — искажение действительности, ложь о ней — трактовались как нечто светлое, жизнеутверждающее.

Впрочем, в оправдание министру будь сказано: Богомолов и правда был жестоким — в одном из значений этого слова: “Очень сильный, превосходящий обычные размеры, степень”. Именно таким предстает он, например, и в истории публикации своего романа.

Не имеют себеравных стойкость, бескомпромиссность и упорство, проявленные писателем в противостоянии не только с перестраховщиками в редакциях, но и самим всемогущим, по тогдашним убеждениям, “чудищем… огромным, стозевным” — цензурой на различных уровнях, от незабвенного Главлита до Комитета госбезопасности и Министерства обороны, в свою очередь уверенных в собственном всемогуществе, неуязвимости и игнорировавших даже узаконенные в Гражданском кодексе РСФСР авторские права или… не слыхавшими о них. В Министерстве обороны, по свидетельству автора книги, “народ был просто темный, и вели они себя довольно откровенно… В обоих ведомствах были очень крутые разговоры”.

Записанная Богомоловым и подтверждаемая всеми приводимыми им документами история эта — тоже в своем роде роман о кажущейся просто невероятной победе Давида над Голиафом, приученным к тому, что советские литераторы, по горестным словам автора, — люди дрессированные и покорные.

Легко ли было все это не только выслушивать, но и заставлять сбавить тон, и, в конце концов, — побеждать (очередной, заключительный документ: “Военная цензура рассмотрела роман… Возражений против его публикации не имеется”).

Богомолов однажды сказал, что “с Отечественной войной — величайшей трагедией в истории России — необходимо всегда быть только на “вы”.

Иными словами — уважать правду во всем ее несказанно трудно вообразимом “объеме”, во всей несуразности, со всеми взлетами и провалами во всех подробностях — от наполняющих сердце гордостью до тяжких, горьких, даже стыдных.

Отступлений от такой правды — в любом направлении, под любым идеологическим “соусом” — писатель не спускал никому, даже близким друзьям.

“Очернение с целью “изничтожения проклятого тоталитарного прошлого” Отечественной войны и десятков миллионов ее живых и мертвых участников как явление отчетливо обозначилось еще в 1992 году”, — говорится в его остро полемической книге “Срам имут и живые, и мертвые, и Россия…”.

Жесткая критика, которой Богомолов подверг за эту тенденцию даже роман Георгия Владимова “Генерал и его армия”, опиралась не только на собственный военный опыт, но и на десятилетия скрупулезного исследовательского труда, горы изученных печатных источников и архивных документов.

Не только напечатанное в двухтомнике, но и недавние публикации P.М. Глушко в журнале “Наш современник” (2008, № 7—10, продолжение следует) отдельных глав романа “Жизнь моя, иль ты приснилась мне…” и подробнейших подготовительных материалов к нему позволяют увидеть, как фундаментальна была десятилетиями рождавшаяся книга.

В ней нисколько не скрадываются, не утаиваются горестные события и явления военных и первых мирных лет, используются неприкрашенные свидетельства о совершавшихся тогда недостойных поступках и прямых преступлениях — незаконных действиях военачальников, жаловавших наградами родичей и близких, мародерстве, погоне за “трофеями”; наконец, о случаях насилия над мирным населением побежденной страны.

Нередко это насилие было продиктовано чувством мести, накопившейся за годы войны жаждой возмездия за общеизвестные преступные деяния оккупантов на нашей земле.

А в фигурирующем в романе политдонесении о том, как воспринимаются в армии директивы о необходимости изменить к лучшему отношение к немцам, приводятся весьма характерные слова одного подполковника: “Приказ № 110-72 правильный, я его одобряю, но у меня в душе жжет”.

Подобное “жжение” усиливалось и бросавшимся в глаза разительным и ранящим контрастом между увиденным в Германии и многими сторонами отечественной действительности.

В политдонесениях немало суждений, подобных высказанному красноармейцем Сотковским: “В Германии колхозов нет, а народ живет богато и чисто, а у наших колхозников ничего нет, и живут они в грязи и голоде”.

Тогдашние умонастроения наших солдат и офицеров показаны как в уже написанных главах книги, так и в приводимых там документах, чрезвычайно откровенно, объективно и в то же время — с глубоким сочувствием к переживаниям людей, тянувших на себе “Отечку”, а потом оказывавшихся в самых драматических ситуациях.

Каково было красноармейцу Луценко после неоднократных обращений к местным властям с просьбой помочь его нуждающейся семье узнать, что жена осуждена на шесть лет за кражу буханки хлеба, а ребенок вскоре после этого умер?!

“Семья живет скудно, — жаловался другой солдат, — дети сидят без обучения и одежды, голодают…” “Жена пишет — приезжай скорей, — говорил и сержант Чернявский, — дети соскучились, хозяйство разрушено, да и она измучена порядком”.

Даже начальник дивизионной артиллерии полковник Прохоров не скрывал своего недовольства: “Не успели кончить войну, а опять уже новый заем”.

И в своих последних работах писатель не только неуклонно напоминает о бесчеловечных целях и методах гитлеровских верхов, но и документальными средствами создает весьма впечатляющую картину массовой зараженности нацистской идеологией так называемых простых немцев.

Письма германских солдат домой и послания им оттуда просто поражают одержимостью расистскими представлениями и порожденным ими ощущением вседозволенности для “арийцев”.

Печать рейха вовсю трубила о необходимости победить “правдой или неправдой” (“А когда мы победим, кто спросит нас о методах?”, и с явной двусмысленностью: “Для немецкого солдата нет ничего невозможного!”).

А в обильно цитируемых Богомоловым немецких письмах возникает уже вполне обыденный, самодовольный, наглый оскал упомянутой “неправды”: “Прошли через несколько деревень, проутюжив их танками как следует… Деревню сожгли, хороший был фейерверк…

Испытываю ни с чем не сравнимое наслаждение, убивая беременных самок, чтобы они не плодили ублюдков, — гордятся “подвигами” бравые солдаты, иногда, правда, благоразумно “опуская подробности”. — …Вчера и сегодня мы позволяли себе безумные вещи, научились у расположенной рядом дивизии СС”.

И на все это получают “благословение” из дому: “Имеют ли эти твари и все их преступное государство право на жизнь? — пишет мать обер-лейтенанту Рихарду Ланге. — …Да, я не стыжусь сказать, что трупы врагов меня радуют”.

А другому родителю сладостно снится, будто сыночек приехал в отпуск не только с “Железным крестом” на груди, но и с “двумя чемоданами, набитыми подарками”.

“Я надеюсь, что ты мне тоже пришлешь красивые московские подарки, а не только покрывала и полотенца, которых уже так много, что я могу ими торговать”, — не отстают жены. И мужья вполне оправдывают эти надежды: “На голубом, почти новом костюмчике для Пупи есть пятна крови.

В книге “Срам имут и живые, и мертвые, и Россия…” Богомолов писал, что, вероятно, у нас сейчас меньше юнцов тянулось бы к молодежным нацистским организациям, если бы были выпущены сборники подлинных документов Третьего рейха, и, как видим, стремился посильно восполнить этот зияющий пробел, — все в том же свойственном ему тяготении к беспредельно честному разговору о пережитом.

И, вспоминая смирновское, более чем тридцатилетней давности, определение “своего”, богомоловского, ныне хочется обновить и уточнить его:

это — черный хлеб правды.

Андрей Турков

Источник: http://www.zh-zal.ru/znamia/2009/2/tu28.html