Туманский «имя милое россии» читать

rulibs.com

Современник и близкий знакомый А.С. Пушкина, с которым подружился в Одессе. Один из крупнейших русских элегиков 1820-х годов. В его стихах Пушкин отмечал «гармонию и точность слога». Лучшие произведения – психологические элегии.

Люблю я звук твоих речей, Наряда твоего небрежность; Но тягостна душе моей Твоя услужливая нежность. Твоих восторгов я стыжусь, Меня пугает наслажденье; В моем прискорбном умиленье Я на тебя не нагляжусь. Беспечная, в чаду разврата Еще не огрубела ты, — Не памятна ль тебе утрата Твоей девичьей простоты? Не сладостно ль тебя увидеть Доверчивую, как дитя, — Я устыдился б и шутя Твое младенчество обидеть. Нередко без огня в крови, С каким-то грустным состраданьем Дарю тебя немым лобзаньем, О жрица ранняя любви. Нередко ласкою нескромной Тревожишь ты мою печаль; Мне жаль красы твоей наемной,

И слабости своей мне жаль. Другим судьба послала милый дар Пленять твой ум, живить твое бесстрастье, Угадывать твой потаенный жар И похищать души твоей участье; Пускай других с тобою нежит счастье, Пускай, тебе покорствуя, они Забудут мир, желания, измену И в долгие прекрасной жизни дни. Младой любви твоей познают цену. Без зависти, смиренный до конца, Их тайный друг, твой обожатель тайный, Я буду ждать, что лаской, хоть случайной,

Когда-нибудь ты наградишь певца. Когда Владыку муз с холмов его счастливых Пустынник-юноша, игрою струн своих, В неведомый шалаш приманит, хоть на миг, Он празднует сей миг в мечтах честолюбивых! Но что же чувствует возвышенный певец, Кто чародейством уст и верой в них сердец, Земны́й еще, достиг священных сеней неба? Кому сладчайший мед подносит с лаской Геба? Кто, лицезрением бессмертных упоен, На лире радостной подъемля стройный звон, Томит гармонией Олимп гостеприимный? Чьи песни смелые, пророческие гимны Поодаль ото всех воссевший Аполлон Безмолвно слушает и, быстро вдохновенный,

Снимает древний лавр с главы своей священной. Повеял май! шумят и блещут воды, На солнце лист трепещет и блестит, Цветут луга, пестреют огороды,

Но светлый май меня не веселит. Пусть тот весны очарованье славит, Чью душу кроткую, как тихий мир полей, До поздних лет младенчески забавит

И первый лист, и первый соловей. Но я, томясь в душе мятежной Однообразием и жизни, и забав, Безумный, я б желал, чтоб снова вихорь снежный

Затмил красу потоков и дубрав. Не говорите мне: всему чреда на свете, Иные думы на уме: Я в дни снегов грущу о теплом лете,

В весенний день тоскую по зиме. Так пылкий юноша, изведав страсти муку И сердцем полюбить испытывая вновь, В своей любви находит грусть и скуку,

А разлюбив, опять зовет любовь. За днями дни бегут толпой, Следов их сердце не находит; Но, друг бесценный, образ твой Поныне властвует душой

И с памяти моей не сходит.
Я посещал прекрасный край:[4] Там ухо ропот моря слышит, Беззнойно, долго светит май, И человеку тихий рай

В тени олив и лавров дышит. Там, нежась в лени и в мечтах, В час лунных, сладостных туманов, Как будто видишь на горах, Вокруг мечетей, на гробах,

Блуждающие тени ханов. Там жены, тайно, сквозь покров, Назвав себя, лукавым взглядом Манят счастливых пришлецов На мягкий одр, на пух ковров,

В гарем, увитый виноградом. Но в той стране, на бреге том, К иным занятиям остылый, Без цели странствуя кругом, Мечтал, грустил я об одном —

Всё о тебе, мой ангел милый! Как ночью песня соловья, Как пленнику родные звуки На бреге чуждого ручья — Отрадна мне любовь моя,

Слиянье неги, счастья, муки. Люблю, любовь потребна мне! Я услажден, утешен ею! Наскучу ль жизнью в тишине, Мне милый лик блеснет во сне —

И вновь я к жизни пламенею. Поверьте мне – души своей Не разгадали вы доселе: Вам хочется любить сильней, Чем любите вы в самом деле. Вы очень милы – вы поэт. Творенья ваши всем отрада; Но я должна, хоть и не рада,

Сказать, что в вас чего-то нет.

Когда с боязнью потаенной Встречаю вас наедине, Без робости, непринужденно Вы приближаетесь ко мне. Начну ль беседовать я с вами — Как будто сидя с автора́ми, Вам замечательней всего Ошибки слога моего. Со мной ведете ль разговоры — Без выраженья ваши взоры! В словах нет чувства – только ум! И если б, в беззаботной доле, Была я памятлива боле, — То, затвердив из модных дум Сто раз печатанные слезы, Желанья, сетованья, грусть, — В стихах я б знала наизусть Все изъясненья вашей прозы! Простите мне язык простой: Нет, не хочу судьбы такой! С душой, надеждою согретой, Хочу в дни лучшие мои Любимой быть я – для любви,

А не затем, чтоб быть воспетой. Не озабочен жизнью я! Равно мой ум и сердце праздны: Как бой часов однообразный,

Однообразна жизнь моя. Напрасно возвратить я мнил Под благосклонным небом Юга Напевы счастья и досуга

И бодрость юношеских сил. Напрасно сердце обновить Алкал любви очарованьем Иль славы гордым обладаньем

Любви потерю заменить. Не изменился жребий мой! Я вяну, скукой изнуренный, Как вянет цвет, перенесенный

Под небо родины чужой.

Посвящ(ается) А. С. Пушкину Ты на земле была любви подруга: Твои уста дышали слаще роз, В живых очах, не созданных для слез,

Горела страсть, блистало небо Юга. К твоим стопам с горячностию друга Склонялся мир – твои оковы нес, Но Гименей, как северный мороз,

Убил цветок полуденного луга. И где ж теперь поклонников твоих Блестящий рой? где страстные рыданья?

Взгляни: к другим уж их влекут желанья, Уж новый огнь волнует души их; И для тебя сей голос струн чужих —

Единственный завет воспоминанья! Не ведает мудрец надменный, Не постигает хладный свет, Как тяжко тратить постепенно

Все обольщенья юных лет. «Он с призраком своим простился, Он стал умнее», – говорят, Не скажут: «Бедный! он лишился

Своих любимейших отрад». Престань оплакивать измену Мечты! О боги! я готов; Но что ж даете вы в замену

Живых, блестящих, милых снов? На жизнь я поднял взор бесстрастный; Что было – есть; но где же ты, Мир ненаглядный, мир прекрасный,

Зерцало горней красоты?.. Разнесся дым очарованья, Слетел покров волшебный твой, И ты без тайн, без упованья,

Однообразный, предо мной Предстал, как памятник бездушный Времен минувших торжества, Как истукан, жрецу послушный,

Златой кумир без божества! Проникни в дух мой охладелый, Любви спасительная власть! И жизни, рано помертвелой,

Отдай веселье, силу, страсть. Лишь тот познал красы земные, Лишь тот воистину блажен, Кого любовь в лета младые

Прияла в неискупный плен. На что ему венцов сиянье? На что сокровищ мрачный клад? Его мечта, его желанье

Ликуют в области отрад. К чистейшей, сладостнейшей цели Стремится без боязни он, Чтоб очи милые узрели

Ее черты сквозь вещий сон, Чтоб, тайным пламенем сгорая, Игра волненья своего, Наутро красота младая,

Стыдясь, взглянула на него, Чтоб силой страстного признанья Из бледных уст, из томных глаз Исторгнуть слезы и лобзанья,

Вкусить блаженства дивный час. Любовь! любовь! владей ты мною! Твоим волшебством обаян, Не погибал бы я душою

В глуши безлюдной чуждых стран. Пустынной жизнью изнуренный, Не увядал бы в цвете я: Кружился б образ незабвенный

И днем и ночью вкруг меня. Всегда прекрасный, вечно юный, Как солнце ясное весны, Он оживлял бы сонны струны

Приветным гласом старины. Играя чувствами моими, Как своенравный чародей, Он тайно грезами живыми

Питал бы страсть души моей. Порой бы мнилось: кто-то дышит, Склонясь невидимо ко мне, — Как сквозь дремоту, ухо слышит

Знакомый шепот в тишине. Как будто кудри шелковы́е Прильнули вдруг к моим устам… Как будто перси молодые

Открылись радостным очам… Ты ль это, милое виденье, Мой рай, мой гений на земли? Ах, нет! то сердца обольщенье,

Обман пленительный любви! Ее гармония святая Из дивных звуков сложена; В них блещет вечная весна,

Благоухает воздух рая. Ликует сердце, ей внимая, Всё внемлет: дол и вышина; Но мир не знает, кто она,

Сия певица неземная! Перунам Зевсовым равны С душевной пламенной струны

Поэтов сорванные звуки! Им всё отверсто: рай и ад, Душа – сосуд живых отрад,

И сердце – кладезь хладной муки.
1 Блеснул он миг, как луч прелестный мая, Пропел он миг, как майский соловей; И, ни любви, ни славе не внимая, Он воспарил в страну мечты своей. Не плачь о нем, заветный друг поэта! Вне жизни, он из мира не исчез: Он будет луч Божественного света,

Он будет звук гармонии небес.
2 Благословим без малодушных слез Его полет в страны эфира, Где вечна мысль, где воздух слит из роз И вечной жизнью дышит лира! Друзья! Он там как бы в семье родной. Там ангелы его целуют, Его поят небесною струей

И милым братом именуют. «Зачем горит твое лицо? О чем ты, юноша, тоскуешь, Когда украдкою целуешь

Твое чугунное кольцо? Чей это дар? каким заветом Он тайно мучит грудь твою?.. Иль нам неслышимым приветом

Он говорит тебе: люблю? Иль, памятник любви минутной, Ее обеты пережив, Еще тебя томит он смутно,

Как счастья прошлого отзыв? Иль друг чувствительный, незлобный, Во цвете взятый в лучший свет, На нем, как на доске надгробной,

Свой краткий начертал завет?..» «Нет, нет, певец! не дружбой скромной Освящено мое кольцо, Не память девы вероломной

Мне сердце жмет, мрачит лицо! Чугун сей милый и печальный Превыше суеты земной: То дар предсмертный, дар прощальный,

Благословение родной!» У подножия Балкана, На победных берегах, Имя милое России

Часто на моих устах. Часто, вырвавшись из града, Всадник странный и немой, Я в раздумьи еду, еду

Долго всё на север мой. Часто, родина святая, За тебя молюсь во сне; Даже в образах чужбины

Верный лик твой светит мне. Слышу ль моря плеск и грохот — Я сочувственно горжусь, Мысля: так гремит и плещет

Вновь прославленная Русь! Вижу ль минарет, всходящий, Белый, стройный, в облака, — Я взываю: наша слава

Так бела и высока! И, объятый гордой думой, Я не помню сердца ран: Имя милое России

Мне от скорби талисман. Былых страстей, былых желаний Пересмотрел я старину; Всю цепь моих воспоминаний

Я подобрал звено к звену. Какою яркою печатью Сверкает каждое звено! Но чувства тихой благодатью

Меня проникло лишь одно. Ах! то звено поры прекрасной, Поры надежд и чистоты, Поры задумчивости ясной

И целомудренной мечты. И я из цепи разноцветной Исторгнул милое звено, Чтоб в грустный час, как луч заветный,

Оно светилось мне одно. Ни дум благих, ни звуков нежных Не хочет раздраженный мир; Он алчет битв и бурь мятежных;

Он рвется на кровавый пир. За тучей тучу Запад гонит; Дух тьмы свой злобный суд изрек; Земля растерзанная стонет,

Как пред кончиной человек. Теперь не суетную лиру Повесь на рамена, певец! Бери булат, бери секиру,

Будь гражданин и будь боец. Но прежде с пламенем во взоре, Как богом избранный Пророк, Воскликни: «Горе, горе, горе

Тому, кто вызвал гневный рок!» За прихоть женского тщеславья, За резвый бред души младой, В безумном гневе, тень бесславья

Набросил я на идол мой. И думал: «Нет! мечты послушной За нею вслед не повлачу: Я не хочу любви бездушной,

Корыстных благ я не хочу». Но как же грудь моя забилась, Когда внезапною грозой Она, прелестница, явилась

В слезах и в блеске предо мной! Когда небесные все силы Призвала, дни свои кляня, И застонала: «Милый, милый,

Ужель разлюбишь ты меня!» В одно мгновенье гнев и пени — Всё разлетелося как дым, — И вот уж вновь в зеленой сени,

Сплетясь руками, мы сидим. Глядим на море, где трепещут Заката яркие струи, И наши взоры так же блещут

Златыми искрами любви. От всех тревог мирских украдкой, Приятно иногда зимой С простудой, с легкой лихорадкой Засесть смиренно в угол свой; Забыв поклоны, сплетни, давку, И даже модных дам собор, Как нектар, пить грудную травку

И думам сердца дать простор. Тогда на зов воображенья, Привычной верности полны, Начнут под сень уединенья Сходиться гости старины: Воспоминания, виденья, Любви и молодости сны. Ум просветлеет; голос внятный В душе опять заговорит, И в мир созданий необъятный

Мечта, как птица, улетит… Пройдут часы самозабвенья, Посмотришь: день уж далеко, Уж тело просит усыпленья, А духу любо и легко, — Затем что, голубем летая В надзвездном мире вечных нег, Он, может быть, хоть ветку рая

Принес на радость в свой ковчег. Любил я очи голубые, Теперь влюбился в черные. Те были нежные такие,

А эти непокорные. Глядеть, бывало, не устанут Те долго, выразительно; А эти не глядят; а взглянут —

Так словно царь властительный. На тех порой сверкали слезы, Любви немые жалобы, А тут не слезы, а угрозы,

А то и слез не стало бы. Те укрощали жизни волны, Светили мирным счастием, А эти бурных молний полны

И дышат самовластием. Но увлекательно, как младость, Их юное могущество. О! Я б за них дал славу, радость

И всё души имущество. Любил я очи голубые, Теперь влюбился в черные, Хоть эти сердцу не родные,

Хоть эти непокорные.

Источник: http://rulibs.com/ru_zar/sci_linguistic/korovin/0/j16.html

Туманский Василий Иванович — Стихотворения

  В. И. Туманский

   Стихотворения —————————————

  «Здравствуй, племя младое…»: Антология поэзии пушкинской поры:
Кн. III / Сост., вступ. ст., ст. о поэтах и примечания Вл. Муравьева.

  М., «Советская Россия», 1988

  OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
—————————————

  Содержание

  Одесса

  Греческая ода

  Поэзия

  В память Веневитинова

  Имя милое России

  ОДЕССА

   В стране, прославленной молвою бранных дней,

   Где долго небеса отрада для очей,

   Где тополы шумят, синеют грозны воды, —

   Сын хлада изумлен сиянием природы.

   Под легкой сению вечерних облаков

   Здесь упоительно дыхание садов.

   Здесь ночи теплые, луной и негой полны,

   На злачные брега, на сребряные волны

   Сзывают юношей веселые рои…

   И с пеной п_о_ морю расходятся ладьи.

   Здесь — тихой осени надежда и услада —

   Холмы увенчаны кистями винограда.

   И девы, томные наперсницы забав,

   Потупя быстрый взор иль очи приподняв,

   Равно прекрасные, сгорают наслажденьем

   И душу странника томят недоуменьем.

   ГРЕЧЕСКАЯ ОДА

  (Песнь греческого воина)

   Блестящ и быстр, разит наш меч

   Поработителей Эллады;

   Мы бьемся насмерть, без пощады,

   Как рая жаждем грозных сеч;

   И станут кровью наши воды,

   Доколь не выкупим свободы.

   Мы зрели казнь своих друзей,

   Неверной черни исступленье,

   Пожары градов, оскверненье

   Святых господних алтарей.

   Не скорбь нам помощь, не угрозы, —

   Нам кровь нужна за наши слезы!

   Так! дивным знаком сих знамен {*},

   Красой наследственного брега,

   Стыдом измены и побега,

   Бесчестьем наших чад и жен, —

   Прияв булат на бранну жатву,

   Отмстить врагам даем мы клятву!

   Не будет радости у нас;

   Без жениха увянет дева,

   Поля заглохнут без посева,

   Свирелей мирных смолкнет глас,

   Доколь над турком в память века

   Не совершится мщенье грека.

   О, сердцу льстящие мечты!

   Надежды близкой, грозной тризны!

   Нагряньте с гор, сыны отчизны,

   Сомкнитесь, латы и щиты!

   Гряди, святое ополченье:

   Во имя бога мщенье, мщенье!..

   Декабрь 1823

   Одесса

  {* На знаменах греческих инсургентов изображен крест с надписью
«свобода». (Примеч. автора.)}

  ПОЭЗИЯ

  Сонет

   Ее гармония святая

   Из дивных звуков сложена;

   В них блещет вечная весна,

   Благоухает воздух рая.

   Ликует сердце, ей внимая,

   Всё внемлет: дол и вышина;

   Но мир не знает, кто она,

   Сия певица неземная!

   Перунам Зевсовым равны

   С душевной пламенной струны

   Поэтов сорванные звуки!

   Им всё отверсто: рай и ад,

   Душа — сосуд живых отрад,

   И сердце — кладезь хладной муки.

   1825

  В ПАМЯТЬ ВЕНЕВИТИНОВА

   1

  Блеснул он миг, как луч прелестный мая,

  Пропел он миг, как майский соловей;

  И, ни любви, ни славе не внимая,

  Он воспарил в страну мечты своей.

  Не плачь о нем, заветный друг поэта!

  Вне жизни, он из мира не исчез:

  Он будет луч божественного света,

  Он будет звук гармонии небес.

   2

  Благословим без малодушных слез

   Его полет в страны эфира,

  Где вечна мысль, где воздух слит из роз

   И вечной жизнью дышит лира!

  Друзья! Он там как бы в семье родной.

   Там ангелы его целуют,

  Его поят небесною струей

   И милым братом именуют.

  1827

   ИМЯ МИЛОЕ РОССИИ

   У подножия Балкана,

   На победных берегах,

   Имя милое России

   Часто на моих устах.

   Часто, вырвавшись из града,

   Всадник странный и немой,

   Я в раздумьи еду, еду

   Долго всё на север мой.

   Часто, родина святая,

   За тебя молюсь во сне;

   Даже в образах чужбины

   Верный лик твой светит мне.

   Слышу ль моря плеск и грохот —

   Я сочувственно горжусь,

   Мысля: так гремит и плещет

   Вновь прославленная Русь!

   Вижу ль минарет, всходящий,

   Белый, стройный, в облака, —

   Я взываю: наша слава

   Так бела и высока!

   И, объятый гордой думой,

   Я не помню сердца ран:

   Имя милое России

   Мне от скорби талисман.

   Февраль 1830

   Бургас —————————————

  Песни и романсы русских поэтов.

  Вступительная статья, подготовка текста и примечания В. Е. Гусева.

  Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.

  М.-Л., «Советский писатель», 1965

  OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru
—————————————

  СОДЕРЖАНИЕ

  390. Песня («Любил я очи голубые….»)

  391. Дева

  Василий Иванович Туманский родился в 1802 году в с. Черториги
Глуховского уезда Черниговской губ., умер в 1860 году в с. Апанасовка
Гадячского уезда Полтавской губ. Учился Туманский в харьковской гимназии,
затем в Петропавловском училище в Петербурге и в «College de France»
(Париж), служил в канцелярии М. С.

Воронцова в Одессе, был на
дипломатической службе (до 1840 г.), затем помощником статс-секретаря
Государственного совета (по 1850 г.). Состоял в «Вольном обществе любителей
российской словесности», был близок к декабристским кругам.

Он сотрудничал
во многих периодических изданиях 1820-1840-х годов, как поэт принадлежал к
романтическому направлению в русской поэзим. Первое его печатное
стихотворение — «Поле Бородинского сражения» («Сын отечества», 1817, No 50).
Кроме публикуемых стихотворений в песенниках встречаются: «Зачем в душе моей
волненье…

«, «Когда всё пирует и плещет вокруг…». На слова стихотворения
Туманского «Звено» («Былых страстей, былых желаний…») романс написал
Балакирев.

  390. ПЕСНЯ

   (Посвящена А. О. Смирновой)

   Любил я очи голубые,

   Теперь влюбился в черные,

   Те были нежные такие,

   А эти непокорные.

   Глядеть, бывало, не устанут

   Те долго, выразительно,

   А эти не глядят, а взглянут

   Так — словно царь властительный.

   На тех порой сверкали слезы,

   Любви немые жалобы,

   А тут не слезы, а угрозы,

   А то и слез не стало бы.

   Те укрощали жизни волны,

   Светили мирным счастием,

   А эти бурных молний полны

   И дышат самовластием.

   Но увлекательно, как младость,

   Их юное могущество,

   О! я б за них дал славу, радость

   И всё души имущество.

   Любил я очи голубые,

   Теперь влюбился в черные,

   Хоть эти сердцу не родные,

   Хоть эти непокорные.

   Начало 1830-х годов

  391. ДЕВА

  Как мила ее головка

  В белом облаке чалмы!

  Как пристало ей раздумье

  В томный час вечерней тьмы!

  Как роскошно алой тканью

  Обрисован гибкий стан!

  Скажешь: розами одета,

  Скажешь: гость волшебных стран.

  А глаза — живые звезды —

  Что за нега и краса:

  В них сквозь влагу брызжут искры,

  Сквозь огонь блестит роса.

  Это гурия пророка,

  Предвещающая рай;

  О гяур! Гляди на деву

  И желанием сгорай!

  1836

  ПРИМЕЧАНИЯ

В песенниках —
с 1850-х годов («Знаменитый русский и цыганский песенник», СПб., 1859) до
1908 г. Датируется приблизительно, по времени создания романса
Даргомыжского. А. О. Смирнова, урожд.

Россет (1810-1882) — фрейлина; была
дружна со многими писателями, известна своими «Воспоминаниями о Жуковском и
Пушкине» и автобиографическими «Записками».

  391. «Утренняя заря на 1839 год», с. 128. Музыка Даргомыжского
(«Одалиска», 1839). Гурии (араб.) — в мусульманской мифологии вечно юные,
прекрасные девушки, обитающие в раю и служащие наградой правоверным
магометанам. Гяур (араб.) — безбожник, инаковерующий, здесь: русский.

Источник: http://lib-ru.do.am/publ/tumanskij_vasilij_ivanovich_stikhotvorenija/1-1-0-9806

Читать

Поэты 1820–1830-х годов

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ 1820–1830-х ГОДОВ

Вступительная статья

1

Русская поэзия первой трети XIX века — это ряд крупнейших творческих индивидуальностей и произведений непреходящей художественной ценности.

1810–1830-е годы для нее — пора противоречий, принципиальных споров, переломов, имеющих первостепенное теоретическое значение.

В этот период важные задачи, стоявшие перед русской литературой, — и задачу выражения гражданских идей, и задачу раскрытия душевной жизни — в значительной мере решала еще поэзия; начиная с 1840-х годов эта роль надолго переходит к прозе.

В 1810–1830-х годах в лирике совершается сложный процесс перехода от поэтики сознательно-традиционной, с ее устойчивыми темами и формами, к иным идеям и методам. Выдвигаются требования обновления темы, авторского образа, поэтического языка. И вся совокупность этих требований восходит к новому пониманию человека и его соотношений с действительностью.

Это процесс глубоко национальный, и в то же время он вмещается в мировые категории перехода от рационалистического мировоззрения к романтизму, в России достигшему полного своего развития почти одновременно с началом реалистических поисков. 1825 год — год восстания и крушения декабристов — стал рубежом между двумя основными периодами этого тридцатилетия.

1810-е — первая половина 1820-х годов в России — период подготовки дворянской революции. Декабристская атмосфера определяла не только политическую, но и культурную, в первую очередь литературную, жизнь эпохи.

Вольнолюбивые настроения охватили самые широкие круги образованной дворянской молодежи, — настолько широкие, что едва ли можно назвать какого-либо деятеля молодой литературы, не затронутого в той или иной мере этими веяниями.

Русские вольнодумцы 1810–1820-х годов — просветители, наследники традиций русских просветителей XVIII века, Радищева прежде всего, и просветителей французских — Монтескье, Вольтера, Дидро.

Просветители всегда были рационалистами; они безоговорочно верили в могущество человеческого разума, в разумное переустройство общественной жизни, в то, что идеи, мнения сами по себе управляют судьбами общества.

Понятно в этой связи их тяготение к классицизму с его рационалистической эстетикой. Сочетание классических традиций и вкусов с иными, современными веяниями определило художественное своеобразие эпохи.

Он хочет возможности свободного проявления своих естественных чувств. В этой борьбе за утверждение личности не было ничего противоречащего разумному началу.

Позднее, на рубеже 1820-х годов, в русское культурное сознание начинают настойчиво проникать элементы западного романтизма, байронического в первую очередь. Но наслаиваются эти новые и очень сильные впечатления все на ту же просветительскую основу.

Романтический идеализм как философское направление, иррационалистические теории искусства, острый индивидуализм — все это стало актуальным уже после декабрьской катастрофы.

В русской лирике 1810–1820-х годов выделяются две основные линии — гражданственная и интимная, элегическая, поскольку элегия была ведущим жанром интимной лирики.

Оба основных течения нередко противопоставляли себя друг другу, боролись друг с другом, но в конечном счете оба они выражали существеннейшее для эпохи содержание: растущее политическое, национальное самосознание и растущее самосознание личности.

Разница не только количественная существовала, понятно, между людьми, готовившими военный переворот, и периферией декабризма, сочувствовавшей, выжидавшей. И все же «целость направления» охватывала необычайно широкий круг, от корифеев поэзии 1810-х годов до молодых поэтов (А. Шишков, В. Туманский, В. Григорьев, О. Сомов и другие), многообразными узами связанных с декабристским движением.

Вольнолюбивые ассоциации рождались в дружеских посланиях, в интимной лирике, утверждавшей духовное богатство личности, в стихах, посвященных дружбе, дружеским пирам, гусарской удали. Они выражали сознание человека, освобождающегося от идейной власти церкви и монархии. И человек этот уже не прочь покончить с самодержавием практически.

Миропонимание новой личности — она стала формироваться уже в начале века — сложно.

В нем сочетались вера в могущество разума, политическое вольнодумство, просветительский деизм и просветительский скепсис; наконец, эпикурейская стихия XVIII века — радостное утверждение прекрасного чувственного мира, культ наслаждения, но и резиньяция перед скоротечностью, непрочностью наслаждения, перед смертью и тщетой чувственных радостей. Элегическая меланхолия настойчиво вторгается в этот мир (в поэзии французского классицизма до конца XVIII века элегия не имела значения).

Рационалистическая расчлененность сознания позволяла отдельным элементам этого комплекса распределяться по разным поэтическим жанрам. Жанровое понимание литературы — это детище классицизма XVII–XVIII веков — в какой-то мере еще живо в первых десятилетиях XIX века.

Каждый жанр был установленной разумом формой художественного выражения той или иной жизненной сферы; элегия строила мир внутреннего человека, анакреонтика утверждала преходящие земные радости.

Дружеское послание было проникнуто и элегическими, и анакреонтическими мотивами, которые сплетались в нем с вольнолюбивыми мечтами, с вольтерьянской скептической насмешкой. Сатира, эпиграмма служили просветительской борьбе с неразумным миром политической и литературной косности.

Ода, вернее — лирика одического склада, определилась в качестве основного рода торжественной гражданской поэзии. Один и тот же поэт мог одновременно писать проникнутые разочарованием элегии и боевые политические стихи. Любовь и вольнолюбие — это разные сферы, их поэтическое выражение допускало разное отношение к жизни.

Возможно ли было при подобной системе стилистическое единство? Да, — ибо жанровая система одновременно предполагала и многостильность и единство неких общих эстетических предпосылок — таких, как рационалистическое отношение к слову, требование логических связей.

Источник: https://www.litmir.me/br/?b=250441&p=67

Карамзин Николай Михайлович (1766–1826)

Письма русского путешественника.

Повести: Бедная Лиза; Наталья, боярская дочь; Сиерра-Морена; Остров Борнгольм; Моя исповедь; Марфа Посадница, или Покорение Новагорода; Чувствительный и холодный. Два характера; Рыцарь нашего времени.

Стихотворения: Поэзия; Осень; Эпитафии; Кладбище; К соловью; Опытная Соломонова мудрость, или Мысли, выбранные из Экклезиаста; Послание к Дмитриеву; Послание Александру Алексеевичу Плещееву; К бедному поэту; Странность любви, или Бессонница; Меланхолия; Илья Муромец; Берег.

Статьи: Нечто о науках, искусствах и просвещении; Что нужно автору?; Мелодор к Филалету; Филалет к Мелодору.

Изд.: Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. Л., 1984 (Лит. памятники); Соч.: В 2 т. М.; Л., 1964; Соч.: В 2 т. Л., 1986; Полн. собр. стихотворений. М.; Л., 1966 (Б-ка поэта, бс).

Дмитриев Иван Иванович (1760–1837).

Чужой толк (сатира); Модная жена (стихотв. сказка); Басни (Пчела, шмель и я; Пустынник и Фортуна; Два голубя; Магнит и железо; Дон-Кишот; Горесть и скука; Нищий и собака; Муха; Пчела и Муха; История; или др.); Песни («Стонет сизый голубочек…»; «Видел славный я дворец…»; «Всех цветочков боле…»); Оды: Ермак; К Волге; Освобождение Москвы; Разные стихотворения: Карикатура (и др.).

Изд.: Дмитриев И.И. Полн. собр. стихотворений. Л., 1967 (Б-ка поэта, бс); Сочинения. М., 1986.

Крылов Иван Александрович (1769–1844)

Подщипа (Трумф) (комедия); Каиб. Восточная повесть.

Семестр

ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в.

Раздел 1

Жуковский В.А.Сельское кладбище оба перевода: «Уже бледнеет день, скрываясь за горою» и «Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает»). Вечер. Невыразимое. Море. Певец во стане русских воинов. Теон и Эсхин. Баллады: Людмила, Светлана, Лесной царь, Кубок, Перчатка, Ивиковы журавли.

Батюшков К.Н. «Элегия» (Как счастье медленно приходит…). «Выздоровление». «Веселый час». «Ложный страх» (Подражание Парни). Счастливец. Привидение (Из Парни). Мои пенаты (Послание к Жуковскому и Вяземскому). Вакханка. Разлука (1815). Умирающий Тасс. (Элегия). Подражания древним. Есть наслажденье в дикости лесов. Тень друга.

Литературная критика: Батюшков К.Н. Речь о влиянии легкой поэзии русский язык при вступлении «Вольное общество любителей словесности…», В.Э.Вацуро. «Последняя элегия Батюшкова» (статья).

Пушкин А.С.

Лицейский период: К Наталье. Кольна. Эвлега. Осгар. Рассудок и любовь. Пирующие студенты. К Батюшкову («Философ резвый и пиит»). Воспоминания в Царском Селе. К Наташе. Лицинию.

Батюшкову («В пещерах Геликона»). Наполеон на Эльбе (1815). Гроб Анакреона. Элегия («Я видел смерть; она в молчанье села»). Желание. Элегия (Я думал, что любовь погасла навсегда»). Наслаждение. К Маше.

Гроб Анакреона. Товарищам.

Петербургский период: Кривцову. Вольность (Ода). Торжество Вакха. Сказки. Noel. К Чаадаеву («Любви, надежды, тихой славы»). Уединение. Веселый пир. Деревня.

Лирика 1820-х гг.: Погасло дневное светило. Редеет облаков летучая гряда. Я пережил свои желанья». Чаадаеву. Песнь о вещем Олеге. Узник. Птичка. Демон. «Свободы сеятель пустынный». Телега жизни. Разговор книгопродавца с поэтом. К морю. Ненастный день потух. Подражания Корану. Чаадаеву («К чему холодные сомненья?»).

Сожженое письмо. Андрей Шенье. К***(«Я помню чудное мгновенье»). «Если жизнь тебя обманет». Вакхическая песня. 19 октября. Зимний вечер. «В крови горит огонь желанья». «Вертоград моей сестры». Пророк. Зимняя дорога. Няне («Подруга дней моих суровых»). «Во глубине сибирских руд». Арион. Ангел. Поэт («Пока не требует поэта»).

19 октября 1827 («Бог помочь вам, друзья мои»). Друзьям («Нет, я не льстец»). Ты и вы. «Дар напрасный, дар случайный». Утопленник. Простонародная сказка. «Ворон к ворону летит». 19 октября 1828 («Усердно помолившись Богу»). Анчар. Поэт и толпа. «Подъезжая под Ижоры». «На холмах Грузии лежит ночная мгла». Калмычке.

«Жил на свете рыцарь бедный». Зимнее утро. «Я вас любил: любовь еще быть может». «Брожу ли я вдоль улиц шумных». «Зорю бьют…из рук моих». «Что в имени тебе моем?» Поэту («Поэт! Не дорожи любовию народной»). Мадонна. Бесы. Элегия («Безумных лет угасшее веселье»). Отрок. «В начале жизни помню школу я».

«Для берегов отчизны дальней». Моя родословная.

Драмы:«Борис Годунов». Маленькие трагедии.

Поэты Пушкинской поры: Жуковский В.А.Весеннее чувство («Легкий. Легкий ветерок». Воспоминание («О милых спутниках»). «Он лежал без движенья…». Батюшков К.Н. Мой гений. Пробуждение. Давыдов Д.В. Элегия IV. Песня старого гусара. Элегия VIII. Бородинское поле. «Не пробуждай, не пробуждай…». Гнедич Н.И. Подражание Горацию. Осень.

Дума («Печален мой жребий…»). Милонов М.В. Падение листьев. На кончину Державина (Элегия). Катенин П.А. Гордость на корабле. Кавказские горы (Сонет). Сонет («Кто принял в грудь свою язвительные стрелы»). Вяземский П.А. Первый снег. Дорожная дума. На память. «Смерть жатву жизни косит, косит». Еще дорожная дума. «Чувств одичалых и суровых».

Глинка Ф.Н. Сон русского на чужбине. Песнь узника. Два я. Ф.И.Тютчеву («Как странно видеть…»). Дельвиг А.А. Фани (Горацианская ода). Н.М.Языкову (Сонет). Русская песня («Соловей мой…»). Кюхельбекер В.К. На Рейне. Участь поэтов. Море сна. 19 октября 1836 года. 19 октября 1837 года. Ба(о)ратынский Е.А. Разуверение.

«Дало две доли провиденье…». «Притворной нежности не требуй от меня». «Мой дар убог, и голос мой не громок». «Все мысль да мысль». Коншин Н.М. Ворон. Плетнев П.А. К рукописи Баратынского стихов. Туманский В.И. Мысль о юге. Имя милое России. Языков Н.М. Элегия («О деньги, деньги!..»). Пловец. Денису Васильевичу Давыдову.

Николаю Васильевичу Гоголю. Грибоедов А.С. Прости, Отечество. Раич С.Е. Вечер в Одессе. Ознобишин Д.П. Соловей. Чудная бандура. Козлов И.И. Вечерний звон. Стансы. Рылеев К.Ф. А.А.Бестужеву. Одоевский А.И. Бал. «Струн вещих пламенные звук и». Веневитинов Д.В. Моя молитва. Элегия (Волшебница!»). Италия. Шевырев. С.П.

Сон. К Риму. Критику. Хомяков А.С. Иностранка. России. «Поле мертвыми костями…». Туманский Ф.А. Пушкин. Птичка. Молитва. Ротчев А.Г. Видение Иоанна. Шишков А.А. Демон. Полежаев А.И. Валтасар. Отчаяние. Подолинский А.И. Безнадежность. «Сквозь грез мечтательного мира». Тепляков В.Г. Первая фракийская элегия. Отплытие.

Трилунный (Струйский Д.Ю.). Моя молитва. Судьба гения.

Задание по списку поэтов Пушкинской поры.

Знать полные имена и годы жизни поэтов. Найти, в каких изданиях были напечатаны указанные стихотворения. Отметьте стихотворения, которые вы считаете лучшими.

Раздел 2

А.С.Пушкин

Поэмы: «Кавказский пленник». «Цыганы». «Медный всадник».

Роман: «Евгений Онегин».

Источник: https://cyberpedia.su/1xf0e.html

В трех частях

СОДЕРЖАНИЕ

ГЛАВА 1 ПОЭЗИЯ В ЭПОХУ РОМАНТИЗМА

ГЛАВА 2 ПРОЗА В ЭПОХУ РОМАНТИЗМА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

СВЕТСКАЯ ПОВЕСТЬ

ГЛАВА 3 М.Ю. ЛЕРМОНТОВ (1814-1841)

ПОЭМЫ 1837-1841 ГОДОВ

«ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ» (1838-1840). СОСТОЯНИЕ РУССКОЙ ПРОЗЫ И ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЕ НАЧАЛО В РОМАНЕ

«ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ» (1831-1832). СТРУКТУРА И КОМПОЗИЦИЯ ЦИКЛА. ОБРАЗЫ РАССКАЗЧИКОВ

ПОВЕСТЬ «СТРАШНАЯ МЕСТЬ»

ПОВЕСТЬ «ИВАН ФЕДОРОВИЧ ШПОНЬКА И ЕГО ТЕТУШКА»

ЦИКЛ ПОВЕСТЕЙ «МИРГОРОД» (1835)

КОМЕДИИ н.в. гоголя.

ГЛАВА 6 А.И. ГЕРЦЕН (1812-1870)

ГЛАВА 7 И.С. ТУРГЕНЕВ (1818-1883)

«рудин»

«отцы и ДЕТИ»

«дым»

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79

80

81

82

83

84

85

86

87

88

89

90

91

92

93

94

95

96

97

98

99

100

101

102

103

104

105

106

107

108

109

110

111

112

113

114

115

116

117

118

119

120

121

122

123

124

125

126

127

128

129

130

131

132

133

134

135

136

137

138

139

140

141

142

143

144

145

146

147

148

149

150

151

152

153

154

155

156

157

158

УЧЕБНИК ДЛЯ ВУЗОВ

ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

XIX ВЕКА

В трех частях

Под редакцией доктора филологических наук, профессора В.И. Коровина

ЧАСТЬ 2 (1840-1860 годы)

Допущено Учебно-методическим объединением по специальностям педагогического образования Министерства образования и науки Российской Федерации в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности 032900 «Русский язык и литература»

Москва

Авторы:

УДК 821.161(075.8+091)“1840/1860” ББК 83.3(2Рос=Рус)1я73-1 И90

Е.Е. Дмитриева, Л.А. Капитанова, В.И. Коровин, Л.М. Крупчанов, H.H. Прокофьева, С.В. Сапожков, С.В. Тихомиров, Е.И. Хан, Е.Г. Чернышева

История русской литературы XIX века. В 3 ч. Ч. 2 И90 (1840—1860 годы) : учеб. для студентов вузов, обучающихся по специальности 032900 «Рус. яз. и лит.» / [Е.Е. Дмитриева и др.] ; под ред. В.И. Коровина. — М. : Гуманитар, изд. центр ВЛАДОС, 2005. — 524 с. — (Учебник для вузов).

Источник: http://litlife.club/br/?b=145997&p=10

Читать онлайн «История русской литературы XIX века. В 3 ч. Ч. 2» автора Дмитриева Екатерина Евгеньевна — RuLit — Страница 10

Когда мы вождя хоронили,

И труп не с ружейным прощальным огнем Мы в недра земли опустили.

Прости же, товарищ! Здесь нет ничего На память могилы кровавой;

И мы оставляем тебя одного С твоею бессмертною славой.

Козлов умел поэтически передать и гражданскую страстность, и нравственную взыскательность, и тончайшие душевные переживания. Ему не были чужды сомнения, тревоги, «скорбь души», «светлые мечты», «тайны дум высоких», живая радость, красота женщины, сладкая тоска — все то, чем живет человек.

Козлову часто не доставало оригинальности, его поэтический словарь слишком традиционен, в нем повторяются привычные «поэтизмы» романтической поэзии, но в лучших произведениях, таких как «Романс» («Есть тихая роща у быстрых ключей…»), «Венецианская ночь. Фантазия», «На погребение английского генерала сира Джона Мура», «Княгине З.А.

Волконской», «Вечерний звон», он достигает подлинной искренности.

Вечерний звон, вечерний звон!

Как много дум наводит он О юных днях в краю родном,

Где я любил, где отчий дом,

И как я, с ним навек простясь,

Там слушал звон в последний раз!

Ему принадлежит одно из лучших стихотворных переложений из «Слова о полку Игореве» — «Плач Ярославны».

ХИ.И. Козлов был поражен тяжким недугом: в сорок лет он был парализован и ослеп.

A. Ф. Вельтман (1800-1870)

A. Вельтман более известен как замечательный прозаик, но начинал он свой путь с поэм. Впрочем, и его проза носит следы поэзии: она организована не по строгим грамматическим и синтаксическим правилам языка, а, скорее, по эмоциональным законам поэзии.

При этом поэтическое повествование часто прерывается стиховыми вставками. Стихотворное наследие Вельтмана невелико по объему, но весьма оригинально. Вельтман любит иронию, игру со словом, смещение смысловых значений, оттенков и жанров, совмещение серьезного с буффонадой.

Ему присущ дух маскарада, шутовства. Одни из лучших лирических произведений Вельтмана написаны в народном духе: это песня девушек «Загрустила зоря, зоря-зо-ренька…» из повести «Кощей Бессмертный» и «Песня разбойников» («Что отуманилась, зоренька ясная…») из поэмы «Муромские леса».

Что отуманилась, зоренька ясная,

Пала на землю росой?

Что ты задумалась девушка красная,

Очи блеснули слезой?

Вельтман умеет выразить стихийную, неподдельную страсть, взявшую в плен простого человека:

Много за душу свою одинокую,

Много нарядов куплю!

Я ль виноват, что тебя, черноокую,

Больше, чем душу, люблю!

B. И. Туманский (1800-1860)

B. Туманский принадлежал к тем поэтам второго ряда, которые «оттачивали, доводили до совершенства художественные открытия их выдающихся современников». Поэтому Туманский — признанный мастер «унылой элегии» — шел в русле разных поэтов, но его нельзя назвать эпигоном и подражателем.

Стихотворения на «общественные» темы («Гимн богу», «Век Елизаветы и Екатерины») — результат политического влияния Кюхельбекера, «Сонет на кончину Ризнич» отзывается слогом Пушкина, стихотворение «В память Веневитинова» «пронизано пафосом любомудрия и облечено в одежды условного» перифрастического элегического стиля.

Туманский написал элегию «Видение», из которой строка «Мои младенческие годы» в несколько измененном виде — «Мои утраченные годы» — в 1828 г. перешла в полную редакцию пушкинской элегии «Воспоминание».

Тематический и жанровый диапазон лирики Туманского вмещается в границы «унылой элегии», которую он гармонизирует. Пушкин отмечал в лучших стихах Туманского «гармонию и точность слога». Вслед за Пушкиным Туманский соединяет элегию с антологической лирикой, стремясь объективировать чувство. В этом духе написана, например, знаменитая описательная элегия «Одесса»:

В стране, прославленной молвою бранных дней,

Где долго небеса отрада для очей,

Где тополы шумят, синеют грозны воды, —

Сын хлада изумлен сиянием природы.

Под легкой сению вечерних облаков Здесь упоительно дыхание садов.

Здесь ночи теплые, луной и негой полны,

На злачные брега, на сребряные волны Сзывают юношей веселые рои…

И с пеной по морю расходятся ладьи.

Здесь — тихой осени надежда и услада —

Холмы увенчаны кистями винограда.

И девы, томные наперсницы забав,

Потупя быстрый взор иль очи приподняв,

Равно прекрасные, сгорают наслажденьем И душу странника томят недоуменьем.

Уже из этого стихотворения видно, что Туманский использует антологическую лирику и присущий ее строй для воссоздания современной картины, а вовсе не для выражения чувств «древних» или проникновения во внутренний мир лирических персонажей и лирического героя. В этом отношении он чуждается каких-либо резких и дерзких поэтических нововведений, усовершенствуя стиль и стих, восходящие к его предшественникам. С такой точки зрения показательна его «Элегия» («На скалы, на холмы глядеть без нагляденья…»):

На скалы, на холмы глядеть без нагляденья;

Под каждым деревом искать успокоенья;

Питать бездействием задумчивость свою;

Подслушивать в горах журчащую струю Иль звонкое о брег плесканье океана;

Под зыбкой пеленой вечернего тумана Взирать на облака, разбросанны кругом В узорах и цветах и в блеске золотом, —

Вот жизнь моя в стране, где кипарисны сени,

Средь лавров возрастя, приманивают к лени,

Где хижины татар венчает виноград,

Где роща каждая есть благовонный сад.

Элегическое настроение, помимо других причин, поддерживалось в Туман-ском его тоской по северной России. Эта тема проходит через ряд его стихотворений, в том числе «Имя милое России»:

И, объятый гордой думой,

Я не помню сердца ран:

Имя милое России Мне от скорби талисман.

В 1830-е годы, когда возобладала «поэзия мысли», Туманский остался верен элегии, но усилил в ней «объективное», эпическое начало. Его стихотворения стали более конкретными и содержательно более широкими и мудрыми. В эти годы написаны лучшие его стихотворения и среди них «Отрады недуга», окончание которого передает тихое, умиротворенное и гармоничное спокойствие много пережившего человека:

Пройдут часы самозабвенья,

Посмотришь: день уж далеко,

Уж тело просит усыпленья,

А духу любо и легко, —

Затем что, голубем летая В надзвездном мире вечных нег,

Он, может быть, хоть ветку рая Принес на радость в свой ковчег.

Со смертью Пушкина творческий огонь Туманского начал затухать. Из его стихотворений несколько дошло до нашего времени и сохранило художественную ценность. Среди них «Песня» («Любил я очи голубые…»). Положенная на музыку, она исполняется и ныне.

Любил я очи голубые,

Теперь влюбился в черные.

Те были нежные такие,

А эти непокорные.

Ф. А. Туманский (1799-1853)

Его поэтическое наследие невелико, но есть у него стихотворение, написанное в поэтическом соревновании с Дельвигом и Пушкиным, которое дает ему бесспорное право на благодарную память потомства. Стихотворение это — «Птичка».

У современников оно пользовалось популярностью едва ли не большей, чем шедевры Дельвига и Пушкина:

Вчера я растворил темницу Воздушной пленницы моей:

Я рощам возвратил певицу,

Я возвратил свободу ей.

Она исчезла, утопая В сияньи голубого дня,

И так запела, улетая,

Как бы молилась за меня.

А. И. Подолинский (1806-1886)

Поэтическая судьба А. Подолинского началась удачно: в 1827 г. он дебютировал романтической поэмой «Див и Пери». О нем сразу заговорили. Вскоре Подолинский вошел в дельвиго-пушкинский круг поэтов и в 1829-1830-х годах создал еще две поэмы — «Борский» и «Нищий». И тут выяснилось, что содержание его поэм не ново.

Положенная в основу поэм семейная драма с кровавым исходом уже была знакома читателям по поэмам Пушкина, Баратынского, Козлова. К тому же Подолинский усилил мелодраматическое содержание, от чего художественные достоинства его поэм отнюдь не увеличились. Однако публика не отвернулась от молодого автора.

И тут произошло роковое для Подолинского событие: его фигура была использована враждебными Пушкину журналистами и критиками. Подолинского стали противопоставлять Пушкину как новое светило русской поэзии, якобы уже затмившее Пушкина. Ему прочили первое место на русском Парнасе.

Тогда Дельвиг выступил с разгромной рецензией на поэму «Нищий». Это был неожиданный удар для Подолинского. После этого о По-долинском на три года забыли. Он же в 1837 г. написал, может быть, лучшее свое произведение «Смерть Пери», затем выпустил собрание стихотворений. Но история повторилась.

Лирика Подолинского опять была поднята на небывалую высоту, он был объявлен «по звучности и стройности стиха» наследником Жуковского и Пушкина. И опять наступило, теперь уже более длительное, забвение. Вышедшее в 1860 г. издание его сочинений вызвало недоумение и гневную отповедь Добролюбова.

Источник: https://www.rulit.me/books/istoriya-russkoj-literatury-xix-veka-v-3-ch-ch-2-read-264715-10.html